Филарета
(Бычкова Стефанида Стефановна)
(1807–02/14.03.1890),
игумения Уфимского Благовещенского
женского монастыря

Первоначальницей и строительницей Уфимского Благовещенского монастыря была игумения Филарета. Старец Серафим Саровский сказал молодой девушке Стефаниде, что она будет игуменией в г.Уфе. Игумен Глинской пустыни Филарет сделался ей до конца своей жизни опытным руководителем и наставником. Обитель была открыта 15.03.1838 г. Стефанида была пострижена в монашество с наречением Филаретою — в память игумена Филарета Глинского; постриг был совершен в Сергиевской церкви. 28.08.1838 г. мать Филарета была возведена в сан игумении. В 1853 г. игумения Филарета была награждена наперсным крестом. Великое дело совершила она: основала и благоустроила женскую обитель, первую в Уфимском крае. Императрица подарила ей образ Владимирский Божией Матери. За труды в Полтавском Ладинском монастыре она удостоилась наград. В Уфимский Благовещенский монастырь игумения Филарета вернулась как старица — руководительница в жизни духовной, а по смерти стала его молитвенницею, ходатаицею пред Престолом Божьим! Ещё при жизни игумения Филарета прославилась как предсказательница и прозорливица.

см. также:
Попова Т.Е. О первоначальном заведении Уфимского Благовещенского монастыря

Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Август. Игумения Филарета Уфимская

Уфимские епархиальные ведомости, 1890г., №7. Некролог и Надгробная речь (тоже — в PDF)

Жизнеописание*

* Составлено по монастырским запискам и напечатано в «Уфимские епархиальные ведомости», 1909 № 5 – № 8

Первоначальница Уфимского Благовещенского монастыря, игумения Филарета была родом из села Бетьков Мензелинского уезда, ныне Уфимской, а тогда Оренбургской губернии. В мире она была Стефанида Стефановна Бычкова, купеческая дочь. Она родилась в 1807 году. Ее родители Стефан Илларионович и Агафия Федоровна Бычковы были люди состоятельные и благочестивые, и их все уважали. Отец Стефаниды был человек добрый, но милостыню любил подавать с рассудительностью, а мать ее была необыкновенной доброты и всем помогала, кому и чем только могла. Родителей Стефаниды все уважали, и семейная жизнь у них текла строго, по православному старинному русскому укладу. В семействе было у них всех детей шестеро: три сына и три дочки. Вся семья особенно любила Божий храм, в котором Стефан Илларионович был ктитором, а его сын Афанасий — старостой. Этот Афанасий окончил жизнь еще молодым и был в тайном постриге. Вся семья усердно посещала храм, а дома любила слушать слово Божие. Мать Стефаниды, сама безграмотная, любила особенно чтение Священного Писания, заставляла читать детей и любила внимательно слушать это чтение. Она с самых первых дней жизни деток носила в храм к причастию, а когда те подрастали, учила страху Божию, молитве, благоговейному и внимательному поведению в храме во время богослужения; а когда дети из церкви приходили домой, то всегда спрашивала о том, что в тот день читалось в храме в Евангелии и Апостоле. В то же время она приучала детей и к труду.

Средняя дочь Стефанида особенно выдавалась своим благочестием и добрыми задатками, которые и были развиты правильным воспитанием и обучением. Школ в то время по местечкам не было, а потому Стефанида, когда ей исполнилось десять лет, была отдана для обучения грамоте и закону Божию одной благочестивой и образованной женщине. Эта наставница приложила все старания к воспитанию девочки. Она учила ее грамоте: чтению, письму, арифметике и священной и церковной истории; каждое утро заставляла прочитывать молитвы и житие дневного святого, а потом из жития ее спрашивала. Учила разному рукоделию, хозяйству. Девушка была смышлена, но и бойка, за что ей нередко и доставалось чувствительно.

Обучение кончилось, и девушка возвратилась под родимый кров. Вскоре ей пошел четырнадцатый год, и родители стали собираться выдать ее в замужество. Религиозно настроенная девушка, между тем, в тайниках сердца уже имела святое намерение посвятить себя жизни иноческой. Глубоко встревоженная сборами родителей и не смея что-либо им возразить, она с горячими слезами и молитвами обратилась к святому ангелу-хранителю и Царице Небесной.

Молитва юной девы не осталась без ответа. Божий милостивый небесный ответ на эту чистую горячую молитву, как и всегда в обычной жизни человека, был дан в обстоятельствах самой же ее жизни. Пламенна была эта молитва; скоро она и услышана была. В это время обстоятельства семейной жизни родителей Стефаниды приняли такой оборот, что им стало уже не до свадьбы. У младшего брата Стефаниды Иоанна вдруг сильно заболела нога, которую и свело. И никакие старания местных врачебных сил не помогли: больной тяжело страдал; ему сострадали и все члены семьи. Два года длилась эта болезнь. Но вот, принесли из Седмиезерной пустыни чудотворную икону Божией Матери Смоленскую. Тогда был май месяц, Фомина неделя; в селе на поле остановились с образом и отслужили молебен; с благоговением множество народа прикладывалось к святыне; подошла и семья Бычковых; принесли и больного Иоанна. Со слезами и пламенною молитвою к Божией Матери пал юный страдалец пред ликом Пречистой, а когда над ним пронесли святую икону, он вдруг почувствовал себя здоровым; нога его расправилась и перестала болеть. Он вскочил и хотел идти, но, потрясенные этим, счастливые родители снова усадили его в тележку и увезли домой, а на другой день взяли образ к себе, отслужили молебен и, в пламенной молитве возблагодарив Заступницу мира, учредили для иноков и бедняков обильную трапезу и раздали богатую милостыню. Желая еще более отблагодарить Матерь Божию, по совету иноков — спутников иконы, отпустили в числе провожавших до обители и Стефаниду.

Так устроилась жизнь, и никто уже более из семейных не приступал к скорейшей свадьбе Стефаниды. Жизнь ее так потекла далее, что скоро привела ее и в обитель, чего юная дева так горячо желала и о чем непрестанно молилась, когда провожала святыню в ее обитель.

Проводив святую икону до места, Стефанида с подружками осталась в г. Казани на месяц, в Казанском женском монастыре, где трудилась на кухне и в других послушаниях. Приятна и хороша показалась девушкам жизнь в обители, и они остались бы еще пожить, но билеты их были сроком на месяц, и девушкам скрепя сердце пришлось возвратиться на родину.

Тихая, молчаливая и самособранная вернулась Стефанида в отчий дом; и дума о том, как бы поселиться в обители, ее уже не покидала. По некотором времени они выпросилась с братом Иоанном на богомолье в Киев. Родители не без колебаний, но охотно благословили юных путников. Те пошли и по пути надумали завернуть в Саровскую пустынь, к старцу Серафиму. Тогда преподобный Серафим уже был широко известен, и к нему стремились как все скорбящие и недугующие, так и те, в чистой душе которых горел пламень жизни подвижнической. Из родительского дома, напутствованные благословениями родных и снабженные всем нужным на дорогу, брат и сестра с подругою направились в Саров, куда и пришли в начале июля, а из дома вышли на другой день храмового праздника Владимирской иконы Божией Матери.

Великий старец ласково принял путников. Он благословил их, и при этом сказал, чтобы Иоанн оставался навсегда в Сарове, а сестра шла бы в Киев, без него, с своими спутницами. На это девушка возразила старцу, что отец в монахи Иоанна не отпустит потому, что Иоанн очень способен к торговле и его очень любил отец, да и сам он не думает в монахи, а хочет только помолиться в Киеве и поблагодарить Матерь Божию за исцеление. Старец на это сказал: ваш отец человек добродушный, отпустит его, а ты — в Уфу, там будет монастырь, и ты спасешься. Молодая девушка, все внимание которой было сосредоточено тогда на брате, не придала особенного значения последним пророческим словам старца… А как они по времени исполнились!

Иоанну крайне не хотелось оставаться в Сарове, и он, немного спустя, снова побежал к старцу. Преп. Серафим отпустил его с миром, велел только слушаться во всем сестры и назавтра, после ранней обедни, снова прийти к нему. Иоанн же, по своей молодости и опрометчивости, не послушался старца. Он сказал сестре, что отец Серафим благословил их скорее уходить из монастыря. Сестра поверила брату, и на рассвете молодые путники брат и сестра с подругою покинули Саров, но ненадолго: скоро Господь наказал юного лгуна. Не отошли они нескольких верст, как Иоанн почувствовал озноб и жар. На пути как раз была Саровская мельница, где жил бодрый и добрый старик-монах отец Иаков, который ласково принял путников и напоил их чайком. Больной физически поправился, но не исправился нравственно. Прошли они еще верст шесть. Около села Ломова Иоанн снова заболел и сильно: у него оказалась горячка. В селе тогда был добрый и странноприимный священник. Он принял больного и девушек. Больного священник напутствовал… Тот лежит в бреду, а девушки сидят и плачут. Вдруг больной начал говорить: «Рад бы я подойти к Тебе, Царица Небесная, да не могу — болото». Сестра стала спрашивать его, о чем он говорил? Тогда больной, придя в себя, сказал, что видел себя в Саровском храме у «Живоносного Источника», что Матерь Божия будто бы протянула ему руку и звала к Себе, а ему мешало болото. И тут же сознался, как он обманул сестру и ослушался старца: болото лжи мешало ему подойти к источнику святой жизни, находившемуся под покровом «Живоносного Источника»! Исполнившись желания загладить свою вину, Иоанн сказал сестре, что он желал бы возвратиться в Саров и испросить у отца Серафима прощения. Сестра передала всё это священнику, и тот немедленно же запряг свою лошадь и, уложив больного, отправил их в Саров. Когда они были около мельницы, больной стал как бы умирать. Его едва внесли в келлию, положили под образа, вложили в руку свечку и стали ждать смерти. Сестра вышла на минутку на крыльцо. И видит, что идет старушка, ее знакомая, что ходила с ними провожать ранее икону. Она после того ходила в Зеленогорский монастырь и еще куда-то, верст за сто. А теперь собралась в Саров, чтобы испросить у отца Серафима благословение на богомолье в Киев. Ее-то и послал к нашим путникам старец. «Иди, говорил он ей, на мельницу скорее. Там тебя дожидают оренбургские брат и сестра. Брат очень болен, но не к смерти: он человек доброй души, будет служить Богу, а сестра будет в Уфе игуменьей. Ты приведи их ко мне, а я вас пошлю в Дивеев учиться монастырской жизни; пожив немного там, вы пойдете, по желанию, помолиться в Киев». Радостно и бодряще отозвались эти речи старушки на юной девушке и больном брате. Тот поправился, и они снова прибыли в Саров. Больной там еще долго пролежал, а потом, по выздоровлении, поступил и в монахи, а впоследствии скончался иеродиаконом Уфимского Успенского монастыря. Девушки же прожили в Дивееве с месяц, где у матери Ксении трудились над устройством погреба, и часто они хаживали к отцу Серафиму и пользовались его наставлениями. (Брату Стефаниды в монашестве имя было Феоктист.) По истечении месяца их пребывания в Дивеево, отец Серафим благословил девушек с старушкою идти в Киев, и две девушки пошли туда в обществе и под наблюдением опытной и благочестивой той старушки. В Воронеже девушкам по случаю сильных холодов привелось прожить в одной церковной ограде у черничек с другими девушками два месяца. В Киев они пришли уже в начале 1826 года, на второй неделе поста; и провели там весь пост, Святую и прожили до Миколина дня. Жили они в гостинице, которая в то время была только обгорожена деревянной стеной, а каменного корпуса не было еще. Везде они помолились, поклонились всем угодникам Божиим киевским. С грустью, наконец, покинули они священный город. Тогда через Днепр мост был деревянный и в полноводье перевозили на лодках. На лодке перевезли и Стефаниду с ее спутницами, за что взяли с них десять копеек, и осталось у них на всю дальнейшую дорогу только три копейки. Идучи обратно, они зашли в Глинскую пустынь, где тогда светил своею праведною жизнью обновитель обители игумен Филарет.

Игумен Филарет, муж высокого духовного устроения, был в самых близких по духу отношениях с великим Саровским светильником веры и милосердия преподобным Серафимом. Он удостоился зреть и душу Серафимову, по смерти возносимую на небеса ангелами. Этот-то великий и прозорливый муж с особенною любовью принял юную путешественницу Стефаниду и сделался ей до конца своей жизни опытным ее руководителем и наставником. Старец Филарет при первом же свидании с нею предрек ей, что ей предстоит трудиться в Уфе, и что нужно многому учиться в жизни иноческой. Обласканные иноками девушки почувствовали себя в Глинской пустыни как бы в раю и проводили здесь время в молитве и поучении доброй иноческой жизни. (Предание говорит, что в этот же раз отец Филарет тайно Стефаниду постриг в иночество.) Беседы мудрого старца, стройная жизнь обновленной обители — всё это могуче повлияло на молодую восприимчивую душу. Великие Евангельские слова: «Приидите ко Мне, вси труждающиеся. Иго Мое благо», — и другие, где говорится о необходимости самоотвержения в последовании Господу, невольно стали чаще и чаще приходить на сердце. И из Глинской пустыни, напутствованная благословением отца Филарета, Стефанида возвратилась домой с твердым намерением навсегда посвятить себя жизни иноческой.

Возвратившись домой, Стефанида стала проводить время преимущественно за чтением душеполезных книг. Так как брат ее Афанасий был церковным старостой, а при церкви была значительная библиотека, то книги она доставала с удобством и многому научилась из этого чтения. Недалеко от церкви родными Стефаниды была устроена вместительная келлия, в которой и обитало до десяти девушек-черничек. Им во всем помогали родители Стефаниды. К ним на житье для приготовления к иноческой жизни и стала проситься у родителей Стефанида. Родители без больших колебаний согласились; охотно приняли ее келейницы, но очень боялись: вынесет ли она эту жизнь и, желая ее отклонить от такой жизни, в виду ее младости и нежного воспитания, жалея ее и родителей, девушки старались трудными послушаниями от этой жизни отохотить ее, чтобы она сама сознала ее тяжесть и ушла снова к родителям. Но эта наивная и добрая по цели хитрость не удалась им. Ничто уже не могло отвратить Стефаниду от того пути, на который она вступила!

Исполнилась детская греза, исполнились ее горячие мольбы к Пресвятой Деве: доля брачная ее миновала, иноческая жизнь стала увлекать ее в свое течение! И из простой, самой незначительной общинки скоро образовалась целая иноческая обитель, во главе которой и была поставлена Стефанида, а самая эта обитель устроилась в Уфе, как и предвещал великий старец Серафим. Вышло же следующим образом.

Тихо текла жизнь келейниц; ходили они в Божий храм, где и молились усердно; молились дома, трудились, в поте лица снискивая пропитание. Дочь богатых родителей среди них разделяла все труды и в скромном одеянии возила через все село воду, — та, которой стоило слово сказать, и к ее услугам были бы многие слуги. В 1827 г. преосвященный Амвросий, объезжая епархию, заехал и в село Бетьки. Узнав о черничках и их примерной жизни, владыка навестил их домик и подробно ознакомился со строем их жизни. Слыша от поселян также прекрасные отзывы, преосвященный разрешил открытие здесь общины, а когда из общины поехали к нему с просьбою назначить им начальницу, владыка со всеми тремя прибывшими, а прибыли старшая сестра Варвара, ее помощница и Стефанида, взятая Варварой, побеседовал в отдельности и назначил им начальницей Стефаниду. В 1832 г. преосвященный Михаил решил перевести общину в самый город Уфу. В Уфу общинка переселилась в составе 12 сестер во главе со Стефанидой, при которой находились, между прочими, и ее младшая родная сестра Евдокия и еще девочка Александра Зиновьева, пришедшая к Стефаниде семи лет (скончавшаяся в обители в 1906 г., которая и явилась впоследствии сказательницей правдивой о первых временах обители).

Когда было решено Бетьковскую общину перевести в Уфу, то для нее был куплен обширный дом Пахомовых близ Сергиевской церкви, в котором и поселились сестры. Они проводили время в трудах: сами обрабатывали землю, садили овощи, пекли просфоры, занимались рукоделием. По благословению преосвященного Аркадия, Стефанида посылала в Арзамас двух своих черничек, которые в местной общине (состоявшей уже тогда из 600 человек) обучились всякому рукоделию: убирать иконы фольгою и цветами, вышивать золотом и серебром, шитью, кройке, вязанью и т. п. Одною из посланных была сестра Стефаниды Евдокия, а другая — Васса, священническая дочь. Приобретенными знаниями по возвращении чернички поделились со своими сестрами, и скоро Уфимская община весьма прославилась подобным искусством своих сестер. Когда стали обсуждать вопрос о месте для обители, то предлагали одно подле духовной семинарии и другое около Успенской церкви. Но то и другое место не подходило для обители, по мнению Стефаниды, что она с простотой и выразила преосвященному. Близость семинарии и обители она нашла неудобною в нравственно-практическом отношении, а второе место было оставлено, как находящееся в центре города и далеко от воды. Стали искать еще места. Преосвященный и светское начальство очень близко к сердцу приняли вопрос о месте для обители. Искали поближе к окраине, но свободного места не было. Остановились на мысли занять под обитель место на краю города, где были ветхие обывательские дома, которые и предположено было снести. Сначала обитатели лачужек не соглашались на это, хотя им и предлагали плату. Но Стефанида сумела их уговорить. Успех ее увещаний был настолько велик, что жители уступили свои домики на снос значительно дешевле, чем сколько предлагало начальство. Только некоторые старушки выразили желание, чтобы их домиков не сносили до их смерти, и включили бы в черту обители, и дозволили бы им в своих домиках и век скончать. Мать Стефанида с любовью на это согласилась, и это же потом оказалось в духовную пользу и утешение обители. Преосвященный Аркадий вошел с ходатайством в Св. Синод об открытии обители, а когда Св. Синод потребовал обеспечения для обители, то Стефанидой и были представлены те 3480 р., кои были собраны для покупки земли, и община остались без всяких средств. Тогда Стефанида отправилась в Глинскую пустынь к отцу Филарету, который и принял самое большое и деятельное участие в ее положении.

Отец Филарет дал Стефаниде множество рекомендаций к своим знакомым в Петербурге и Москве, также направил ее к иерархам, и в частности, к митрополиту Филарету Московскому. Стефанида съездила туда и собрала значительную сумму. Между тем, открытие обители тормозилось со стороны обер-прокурора. Сколько ни беспокоилась, ни просила прокурора Стефанида, тот все медлил. В горе Стефанида отправилась к одному из своих благодетелей Ал.-Невскому архимандриту Палладию. Тот, желая ее утешить и не имея сил что-либо сделать, пригласил помолиться у мощей св. бл. кн. Александра Невского и отслужил молебен; прощаясь же, прибавил: «Святой наш был военный, он же скоро поэтому устроит и все сам выпросит у Господа нужное». Не успело настать утро, как прокурор уже послал за Стефанидой и, когда она пришла, сообщил, что ночью ему являлся св. Александр и грозно спрашивал: «Почему он не хочет открыть в Уфе монастырь?». И прокурор тотчас же обещал все уладить, и, действительно, скоро было дано разрешение на открытие обители. Стефаниде была дана и сборная книга. Монастырь разрешили открыть, а название ему дать как-то пропустили. Когда же спросила об этом сама Стефанида, то предоставили ей самой избрать название обители по совету с отцом Филаретом Глинским. С радостью отправилась обратно из северной столицы Стефанида и на пути завернула к отцу Филарету. Тот ее принял с любовью, дал ей для обители составленный им устав, а по вопросу о названии обители указал поступить так: когда получите официальное разрешение об открытии обители, то назовите обитель от того богородичного праздника, какой будет первым после получения бумаги. Указ был получен в марте, незадолго до Благовещения, почему монастырь и был назван Благовещенским. 15 марта было назначено открытие обители, и преосвященный велел приготовить к этому времени и икону Благовещения, но сколько ни искали, таковой найти, а тем более сготовить новую, не могли, и не знали, что делать. Об этом узнала одна из тех ветхих старушек, которые жили в монастыре в своих домиках. У нее как раз была семейная святыня столетняя икона Благовещения — эту-то свою святыню старушка и принесла в дар юной обители. С радостью приняли сестры святую икону, и эта икона, теперь богато украшенная, стала дорогою навсегда для обители! Иконе более полутораста лет, пред нею по субботам теперь читается богородичный акафист. Обитель была открыта, а в 1838 г. и Стефанида была пострижена в монашество с наречением Филаретой, в память отца Филарета Глинского. К этому времени у монахинь уже был свой хор, который и исполнил при пострижении игуменьи своей «объятия Отча» особым напевом, который хранится в обители и ныне. 28 августа того же года мать Филарета была возведена и в сан игумении. Постриг м. Филареты был в Сергиевской церкви, которая после устройства новой монастырской церкви была перенесена на монастырское кладбище.

Так открылась обитель, и мать Филарета вложила все силы, всю душу на устроение обители и установление ее порядков. Во всем она следовала наставлениям старца отца Филарета и весь строй обители поставила согласно уставу старца, сама во всем и всем подавая высокий пример жизни подвижнической. Заботясь о внутреннем благоустройстве обители, она понесла немало трудов и по внешнему благоустройству обители.

Сначала стали строить большую каменную церковь, но подрядчик оказался нечестным: стены вывел тонкие, хотя игумения на это обращала внимание преосвященного и других участников постройки, но на ее слова не обратили внимания. И не успели церковь освятить, как она уже рухнула. Поэтому игуменией была поскорее выстроена до времени маленькая каменная церковь над воротами обители в честь св. благоверн. князя Александра Невского — в память бывшего ранее его заступничества за юную обитель. В 1852 г. эта церковь, и ограда, и три корпуса — все каменные — были закончены, причем при постройках все сестры во главе с игуменией сами трудились в работах, самых трудных и черных. В 1853 г. игумения Филарета была награждена наперсным крестом. В казначеи была избрана м. Поликсения (из уфимских дворянок), трудолюбивая, кроткая и смиренная, а благочинной была избрана мать Серафима — строгая подвижница, ходившая и зимой, и летом в тонкой, самой грубой одежде и обуви. Последняя скончалась 102-х лет, прожив в обители 77 лет.

Обитель при таких начальницах и помощницах ее быстро устроилась и внутренне настолько окрепла, что из нее уже стали брать инокинь для устроения других обителей. Так, сестра игумении Филареты Евдокия, в монашестве Иоанникия, была назначена в Троицк, после нее, оставившей память старицы строгой жизни и ангельской доброты, были посланы на игуменство туда две сестры. В Бирск, Царевококшайск — в женские обители игумении были взяты из уфимского монастыря, и еще в другие некоторые обители. Игумения же Филарета продолжала трудиться и заботилась как о материальной благоустроенности обители, так, особенно, о внутренней жизни сестер. Она исходатайствовала 150 десятин лесной и сенокосной земли, водяную мельницу, еще 48 десятин земли. Посылала сестер в Екатеринбург учиться выделке свеч и устроила потом свечной завод. Особенное же внимание она обращала на религиозно-нравственное развитие сестер и часто сама читала не только помянники у жертвенника, но и житие за трапезою читывала, и объясняла Евангелие, и при всяком удобном случае наставляла и вразумляла сестер, которые нередко, слушая ее задушевную речь, плакали от умиления.

Все ее любили и уважали. Великое дело совершила она: основала и благоустроила женскую обитель, первую в Уфимском краю, и эта обитель стала светочем в том краю. От нее заимствовали устав и обычаи многие и другие обители более далеких в Сибири мест.

Но никакое доброе дело не обходится без страданий для тех, кто его совершил. Всякому делу или предшествует, или сопутствует, или последует искушение. За добро сильно мстит враг рода человеческого и наносит жестокие скорби. В частности, когда не может увлечь труженика в порочную жизнь, воздвигает на него бурю человеческой злобы и клеветы… Такую бурю злобы и клеветы навел враг и на игумению Филарету: ей настала пора испить чашу гонений, и она мужественно ее испила, очистившись как золото в огне, в эту годину невыносимых страданий!

В 1858 г. в епархию прибыл преосвященный Антоний 2-й. Что было причиною, но только он явился жестоким гонителем м. Филареты. Поводом, из-за которого началось гонение, послужило следующее. Антоний взял из Арзамаса в уфимский монастырь болящую Грушеньку, которую он знал и чтил за сделанное ему предсказание епископства. Что его побудило сделать это — неизвестно, но только эту рабу Божию он уважал. Прозорливая и высокой жизни эта страдалица была с честью принята в обители и помещена подле монастыря; множество народи ее посещало и пользовалось ее советами. Игумения с любовью ходила за ней. Эту-то рабу Божию и сделал враг орудием напрасного гонения на м. Филарету! Слава, что тля, вредно повлияла на нравственное состояние убогой: она стала раздражительной, сребролюбивой и завела свою кружку, а затем стала проситься и жить в самом монастыре.

Игумения кротко ее вразумила и в удовлетворении просьбы отказала. Та вспылила и нажаловалась преосвященному. В скором времени преосвященного перевели, а Грушеньку отвезли обратно в Арзамас, и обстоятельство размолвки с м. Филаретой потом ею было горько оплакано. Но вернуть было поздно: гнев епископский отяжелел на невинной игумении и с этого начались страдания. Скоро были назначены следствия пристрастные и жестокие: игумения после многих оскорблений была отрешена, помещена в убогой келлии; избрана новая настоятельница; многие сестры были наказаны за приверженность к м. Филарете: в обители надолго водворились плач и скорби. Тяжело было матери Филарете, но она не жаловалась, хотя и имела полную возможность оправдаться, когда у нее к тому же были сильные заступники. Она смиренно несла крест гонения, давая место гневу, и находила утешение в молитве пред Распятием, которое и было единственным убранством ее убогой келлии. И Господь не оставил ее без утешения: однажды ей был глас от креста: «Посмотри на Меня: Я был пригвожден к кресту и без одежды, а ты и свободна, и одета». И этот глас ее очень утешил. За гласом свыше скоро последовало и утешение в самой жизни ее. Через 4 месяца ее вызвали в Нижегородский монастырь, а вскоре в Санкт-Петербург, и дело ее было расследовано по Высочайшему повелению: игумения оказалась невинною. Ее назначили игуменией в Полтавский Ладинский монастырь. При этом Государь и Императрица м. Филарету всячески искренне успокоили и обласкали, а Императрица подарила ей образ Владимирской Божией Матери. В уфимский же монастырь ее не возвратили, ибо еще не улеглось против нее раздражение врагов: ее пожалели. Ладинской обителью она управляла десять лет, и много полезного принесло обители управление м. Филареты. Между прочим, она возобновила ветхие каменные храм, колокольню, стены. По ее ходатайству с Высочайшего разрешения было отпущено обители и земли. За труды она удостоилась и наград. Но ее и здесь ждала высшая всех наград — страдание невинное за правое дело! Ее труды и заботы об обители задели интересы многих, и враги стали замышлять против нее недоброе.

Во главе злых людей стал архимандрит Паисий Густынский. Игуменью обвинили в злоупотреблениях и отдали под суд, совсем засудили было и отняли от нее даже прибывших с нею верных двух инокинь. Но в это время были введены гражданские суды, дело перешло туда, и невинность игумении открылась во всем блеске! Ее оправдали и всё ей возвратили. А главного врага постиг и суд Божий: его разбило параличом, и пять лет он страдал, питаясь из чужих рук, и сознал свою вину, и оплакал! Но после этого оставаться в Ладинской обители м. Филарете было уже тяжело. Это хорошо понимал ее покровитель митрополит Киевский Арсений, который и пригласил ее на временный покой в одну из киевских обителей, где она и жила до его смерти.

Так, устроивши обитель свою, блаженная старица испила всю жестокую чашу клеветы и гонений и, если Господь попустил ей ее испить, то по великой Своей любви к верным Своим рабам. Этими страданиями Филарета очистилась от всех слабостей и немощей, от которых никто земной не свободен, вполне созрела, чтобы опять послужить своей родной обители уже в виде старицы-руководительницы в жизни духовной, а по смерти стать ее молитвенницей и ходатаицей пред Престолом Божиим! И Господь опять привел ее в родную обитель. Враги ее уже сошли в могилы, а сестры с любовью ее ждали; игумения Евпраксия с радостью приняла старицу и покоила ее до смерти. Но не на покой, а на молитвенные труды и борьбу с духами злобы шла старица.

И долго еще она светила в родной обители всем сестрам светом своей праведной жизни, своими добрыми и глубоко жизненными советами и молитвами! С любовью она утешалась истинно любящим отношением к себе игумении Евпраксии, которой в высокую заслугу ставила то, что она все не только не уничтожила после нее, а напротив, поддержала и улучшила: святой старице чуждо было чувство зависти и зложелательства! Она радовалась всему. Одно только нашла она упущение: не читали на правиле, как ею было установлено: «Иже крестом ограждаема», — но и это, как только она обратила внимание игумении, было восстановлено.

Так достигла старица глубокой старости, и враг уже был бессилен ей вредить. Из-за этого тропаря, однако, он явился ей, пред ее умными очами, сам и злобно говорил, что выгонит ее опять вон за то, что «опять начинает на него лаять сама и щенят своих заставляет». Но на его угрозы старица смиренно ответила, что, «если Господу будет угодно, то и опять уйдет», осенила себя крестом, и враг исчез. Смирение ее навсегда победило врага! А старица ничего уже так не любила повторять, как слова: «Благо мне, яко смирил мя Господь».

Незадолго до смерти она удостоилась видеть во сне Матерь Божию в прекрасном саду, обещавшую ей не оставить ее никогда. А за самое короткое до кончины ее время она видела во сне пред тем умершего монастырского священника отца Дмитрия, который подавал ей письмо с золотою надписью. Старица предвидела свою кончину, и, когда, раз, бывший пред кончиною ее, князь Кугушев выражал желание скоро опять ее навестить, она сказала ему: «Нет, уже вы лучше навестите меня второго марта». 2 марта тот приехал, а она уже скончалась. Пред смертью старица была исповедана, приобщена св. Христовых Таин, особорована, обошла все келлии, со всеми мирно сама простились, и свято почила на 83 году жизни, 2 марта 1890 года.

Ея могилка благоговейно посещается многими и доныне.

Так блаженно скончала свое многоскорбное жизненное течение раба Божия, ученица великих старцев Серафима преподобного, нового чудотворца, и блаженной памяти игумена Глинского Филарета.

***

«На кладбище особо почитались могилки игумении Филареты и блаженной Улитушки… они еще при жизни были прославлены как предсказательницы и прозорливицы, которых посещали видения. На их могилках служились панихиды, а земля с могилок верующими завязывалась в платки и использовалась как целебное снадобье. Их портреты печатались фотографами и почитались как иконы».

Сергеев В. П. прот. ПСТГУ, Уфа «Традиции благотворительности в Уфимской епархии. Святые угодники»